Указанная пророчеством - Страница 61

Он тут же сбегал к себе в детскую и принес игрушечный экскаватор.

— Ладно, давай играть с экскаватором, — согласилась я.

Мы как раз строили для машины полосу препятствий, когда вернулась сестра.

— Вот оно. — Анна подняла на вытянутых руках синее платье без единой складочки, длинное, в пол, похожее на реликт эпохи Грейс Келли.

— Ух ты! — выдохнула я. — Красота!

— Померь, может, не налезет. Ты всегда была толще меня, — отозвалась сестра со своей обычной прямотой.

Я отправилась в гостиную, надела платье и с радостью отметила, что оно мне даже немного великовато. Это все мои еженедельные пробежки с Ли и Джейденом! Однако Анне об этом лучше не знать, а то, чего доброго, не даст платье. Она всегда хотела быть лучше всех, пусть и за чужой счет. Я сняла платье, упаковала в пакет и вернулась на кухню.

— Пойдет, — сообщила я, — бал в начале января. Воздержусь от сладкого, тогда оно на меня налезет.

Она не возражала. Джейкоб потянулся к пакету своими шоколадными пальцами. Пакет пришлось тут же спрятать.

— Господи, Фелисити, что ты дергаешься-то так? Он просто хочет посмотреть, — упрекнула меня сестра.

— Пусть смотрит с чистыми руками, — отрезала я.

— Ну ладно тебе, — фыркнула Анна, — это всего лишь пакет! Дай ему пощупать или ищи себе другое платье.

Стиснув зубы, я протянула ребенку пакет, который он тут же облапал своими липкими пальцами и залез внутрь, оставив коричневые отпечатки на подоле.

— Я пойду, спасибо за платье, — прошипела я. Надеюсь, пятна можно будет вывести.

— Пойдем, Джейкоб, тетя Фелисити не привыкла к детям. Может, ей лучше провести праздники дома.

Малыш заплакал, когда у него отобрали новую забаву. Анна взяла его на колени и бросила на меня ядовитый взгляд.

Я постаралась исправить положение, насколько еще было можно.

— Принести что-нибудь к столу на Рождество? — спросила я. — Десерт там какой-нибудь?

— Ты же каждый год приносишь, чего спрашивать! — огрызнулась сестра. — Конечно, принести. Я же не могу одна обо всем беспокоиться. Братец Джереми притащится. Наведи красоту, что ли. Может, он тебя наконец заметит.

— Ладно, тогда увидимся через четыре дня. Принесу десерт. — Я покинула этот гостеприимный кров и с облегчением вздохнула, закрыв за собой дверь.

Брата Джереми мне не надо ни даром, ни с приданым! Век бы его не видать!

Однако не зря я таскалась сегодня сюда, как в Каноссу: теперь у меня есть платье и я могу идти на бал!

СОЧЕЛЬНИК

Вообще-то, сочельник — это праздник! Ему принято радоваться! Принято отмечать его среди родных и близких, в тесном кругу. Принято дарить подарки, смеяться, веселиться, обнимать и любить друг друга.

Вообще-то.

Чем ближе я подходила к дому сестры, тем тяжелее становилось на сердце. Я уныло тащилась позади матери под мелким тоскливым дождем. Но мать была весела. Что-то бормотала себе под нос, напевала, болтала какую-то бессмысленную ерунду вроде «А помнишь?». Лондон был необычно тих. Иногда из окон домов слышались голоса и смех.

Вот, наконец, и таунхаус сестры.

— Ой, как красиво-то! — заверещала мать, блестя глазами.

Я промолчала. Анна украсила весь фасад гирляндами лампочек, а в палисаднике стояли светящийся олень и такой же снеговик. Дорожку к двери с обеих сторон освещали фонарики в виде звезд, а на подоконнике детской комнаты блистал Санта-Клаус на лыжах. И все это сверкало и переливалось множеством ярких разноцветных огней. Не хватало растяжки через улицу: «Мир вам, все люди в мире!»

Казалось, это сделано в назидание мне: смотри, на этот раз, мол, Рождество так Рождество! Праздник так праздник! И не смей киснуть, тоскливая дуреха!

Дом сестры был самый освещенный на всей улице. До китча недотягивает, но где-то рядом! Зато мать была в восторге.

Подойдя ко входной двери, мы услышали, как орет Джейкоб, ругается Джереми и причитает Анна.

— Ах ты, господи, — испугалась мать, — боюсь, мы некстати. Пойдем лучше.

И она повернулась, чтобы уйти.

— Мама, — я удержала ее за рукав, — они нас ждут.

Мать неуверенно поглядела на дверь, все еще сомневаясь, стоит ли звонить.

Не понимаю я этого! Мать приходит в этот дом раз в году и все равно хочет сбежать! Хотя почему бы нет! Дома перед телевизором или с книжкой она провела бы, вероятно, более осмысленное Рождество. И все же я произнесла твердо:

— Анна готовила ужин. Она обидится, если мы не придем.

Мать в нерешительности замялась, потом кивнула и позвонила в дверь.

Скандал стих. Анна открыла дверь, все еще бормоча в адрес мужа что-то вроде «Поцелуй мой зад!», коротко бросила «Привет!» и исчезла в доме.

Я про себя уже просила у матери прощения. Надо было уйти. Начало многообещающее. Мы молча вошли в дом.

Здесь все было как всегда. Ни намека на праздник. В прихожей грязные ботинки Джейкоба валялись в беспорядке вперемешку с игрушками и, кажется, со свадебным галстуком Джереми. Да, кажется, это был именно он, галстук со свадьбы, только совершенно изжеванный и истерзанный. Мы сняли куртки и повесили их в переполненный гардероб.

— Чем пахнет? — тихо спросила мать.

Я потянула носом. Пахло горелым.

Джейкоб опять завопил, Анна заорала на Джереми, тот зарычал в ответ. Я вздохнула. Да, долгий будет сочельник. И душевный, нечего сказать. В гостиной выяснилось, в чем причина ссоры. Рождественская елка стояла посреди комнаты голая и изломанная. Анна держала на руках сына, прикрывая собой. Джереми кипел от ярости. Его мать ползала по полу, собирая осколки елочных игрушек.